7 неожиданных фактов об украинских писателях и поэтах, которые вам не рассказывали в школе

В новой книге Степана Процюка "Відкинуті і воскреслі", вышедшей в издательстве Discursus, собраны неожиданные факты хорошо знакомых фигур, которые увлекают и одновременно смущают.

Интересно Важные детали о ГИА и ВНО-2021, скандалы и карантин в школах – итоги недели в образовании

7 неожиданных фактов об украинских писателях и поэтах

Иван Нечуй-Левицкий

Известно, что автор "Кайдашевой семьи" покинул свою работу учителя русского языка, А все для того, чтобы стать первым украинским профессиональным писателем.

Иван Нечуй-Левицкий

Во многих своих статьях он призывал писать на языке "старой бабы", доказывая читателю ненужность для него русской литературы еще в то время.

Но так же он не воспринимал тогдашнюю новую украинскую литературу – Иван Нечуй-Левицкий критиковал ее в статье "Украинская декадентщина» вместе с галицкими диалектами.

Панас Мирный

Классик украинской литературы работал за свою жизнь на разных чиновничьих должностях: сначала в Гадяче, Миргороде, а потом в Полтаве, где наконец дослужился до чина действительного статского советника. И хотя он работал тщательно и самоотверженно, он ненавидел свою работу.

Панас Мирный

Но интересно и то, что не все знают о том, что Панас Мирный и чиновник довольно высокого ранга Афанасий Яковлевич Рудченко – одно и то же лицо. Афанасий искренне верил, что литературная слава ненужна писателю.

Борис Гринченко

Писатель в детстве всегда говорил только на русском языке. Но уже в одиннадцать лет он прочитал "Кобзарь" Шевченко, который, по его словам, стал для него Евангелием.

Борис Гринченко

Поэтому, впоследствии Борис Гринченко выбрал украинство, противопоставив его своему русифицированному роду. Исключение он делал только для матери, общаясь в письмах с ней на русском языке.

В письме к Владимиру Гнатюку он написал: "Із словарем мушу бути готовим на лютий 1904 року, і як не вдурію до того часу, то буду готовий". Так, он составлял известный четырехтомный "Словарь украинского языка". (Добавим, что он сам сделал такую же работу, как академический коллектив Института языкознания).

Василий Стефаник

Художник в своих произведениях преувеличивал плохое состояние села. Ведь покутские крестьяне не жили так бедно и трагично, как пишет о них Стефаник. Его товарищ из "Покутской Троицы" Марко Черемшина отмечал: "Все его герои либо безнадежно больны, либо безнадежно пьяны, либо безнадежно одиноки, либо безнадежно несчастливы".

Василий Стефаник

Для Стефаника акт писания был тяжелым священнодействием. Он, как шаманы или Чародеи, самопроизвольно входил в экстатическое состояние. Интересно, что его тесть Кирилл Гаморак, говорил ему: "Не пиши так, потому что умрешь!".

Василий Симоненко

Поэт ненавидел свою работу журналиста и говорил о ней "проклятая газетенка", потому что там не было места для творчества.

Василий Симоненко

Однако в 1962 году после мелкого бытового инцидента на автовокзале его забрала полиция. В участке Василия избили. После этого случая его здоровье неуклонно пошло на убыль.

Павел Тычина

Он засыпал на заседаниях самых разных президиумов. Евгений Маланюк писал о нем: "От кларнета твоего – окрашенная дудка осталась". Ведь он сперва пел осанны молодому гению, но потом одним из первых увидел его необратимое перерождение.

Павел Тычина

Когда Тычина услышал слова Маланюка, на удивление, не обиделся, а выронил: "Он единственный сказал обо мне правду".

Григорий Тютюнник

Писатель рассказывал, что он прочитал словарь Гринченко и едва не танцевал на радостях.

Были слухи, что в киевском художественном ресторане "Эней" незадолго до самоубийства Тютюннику подбросили ложку, мол, он хотел ее украсть. Но для такого человека, как он, глумление и бесчестие были невыносимыми.

Григорий Тютюнник 

Впоследствии стало известно, что после того, как они вернулись из ресторана, он был пьян и заперся в ванной. Не отзывался оттуда, а когда жена разбудила старшего сына, 17-летнего Михаила, чтобы тот ванну открыл, но уже было поздно.

Григорий Тютюнник повесился. Предсмертную записку забрали кагэбисты. Жена Людмила запомнила лишь приблизительное: "Мучайте уже кого-то другого, все, что я написал, сожгите".